Айдар Файзрахманов — о том, как была устроена татарская эстрада в советское время
Художественный руководитель Государственного ансамбля фольклорной музыки Республики Татарстан, народный артист Татарстана, оперный певец Айдар Файзрахманов — о том, как песня находила своего исполнителя, о дружбе между певцами и композиторами, о работе худсовета, а также о том, почему песня становилась популярной — доходила до слушателя только спустя два-три год после ее премьеры.
«В наше время представить, что песню можно купить, было невозможно, потому что нельзя купить состояние души»
Сейчас артисты татарской эстрады покупают себе песни — отдельно музыку, отдельно слова, отдельно платят за аранжировку. Но в наше время представить, что песню можно купить, было невозможно. Потому что невозможно купить состояние души. Сегодня, конечно, все изменилось, но я повторяю из раза в раз — в искусство не должны проникать коммерческие отношения. Это приносит только вред.
Но прежде я хочу сказать, что в наше время каждая песня доводилась до совершенства, до состояния, когда оно проникало в душу каждого слушателя. Песен не было так много, как сейчас. Наши песни можно было сосчитать по пальцам.
Все песни, написанные в те годы, проходили через художественный совет — худсовет, поэтому песни средней руки не могли проникнуть на сцену или в радиоэфир, они не могли пройти такую инстанцию, как худсовет. Самодеятельность была на своем месте, профессиональная песня — на своем. Сегодня же все смешалось в одну кучу — и профессиональное искусство, и самодеятельность.
В татарской культуре есть классические произведения, которые составляют наш золотой фонд. Вот их ни менять, ни вносить какие-либо изменения, ни обновлять нельзя. Они хранятся в памяти и сердцах людей такими, какие есть, какими были изначально, какими их создали авторы — такими, какими люди их запомнили. Это как родной язык народа. Как первые и важные слова в жизни каждого человека — «папа» и «мама».
Но прежде я хочу сказать, что в наше время каждая песня доводилась до совершенства, до состояния, когда оно проникало в душу каждого слушателя. Песен не было так много, как сейчас. Наши песни можно было сосчитать по пальцам.
Все песни, написанные в те годы, проходили через художественный совет — худсовет, поэтому песни средней руки не могли проникнуть на сцену или в радиоэфир, они не могли пройти такую инстанцию, как худсовет. Самодеятельность была на своем месте, профессиональная песня — на своем. Сегодня же все смешалось в одну кучу — и профессиональное искусство, и самодеятельность.
В татарской культуре есть классические произведения, которые составляют наш золотой фонд. Вот их ни менять, ни вносить какие-либо изменения, ни обновлять нельзя. Они хранятся в памяти и сердцах людей такими, какие есть, какими были изначально, какими их создали авторы — такими, какими люди их запомнили. Это как родной язык народа. Как первые и важные слова в жизни каждого человека — «папа» и «мама».
«Каждая песня, написанная в лучшие годы татарской эстрады, как обработанный алмаз»
Я против того, что песням, которые стали классикой, а также народным песням придавали новое звучание, новые аранжировки, чтобы меняли их. Я не против чего-то нового, но пусть это будет действительно новым произведением, зачем трогать классику? Ты лучше напиши по-новому новую песню!
Каждая песня, написанная в лучшие годы татарской эстрады, как обработанный алмаз, ее довели до совершенства и в виде бриллианта донесли до сегодняшних дней. Например, каждая песня таких композиторов наших времен, как Луизы Батыр-Булгари, Резеды Ахияровой, Масгуды Шамсутдиновой, Рашита Калимуллина и Рашида Абдуллина, попала в самое сердце слушателя.
На сегодняшней татарской эстраде очень много песен, их просто не счесть, однако тех, что по звучанию, по своей мелодике могут называться татарскими, крайне и крайне мало. Их можно сосчитать по пальцам одной руки.
Но, если уж ты взялся за написание новой аранжировки к народным или классическим татарским песням, будь добр, сделай это идеально. Новое звучание у старых песен должно быть на голову выше нашего, поскольку у современных музыкантов намного больше технических возможностей, чем было раньше, у них намного больше возможностей доводить произведения до идеального звучания. Но они этого почему-то не делают. Старые песни не звучат лучше, чем прежде.
Каждая песня, написанная в лучшие годы татарской эстрады, как обработанный алмаз, ее довели до совершенства и в виде бриллианта донесли до сегодняшних дней. Например, каждая песня таких композиторов наших времен, как Луизы Батыр-Булгари, Резеды Ахияровой, Масгуды Шамсутдиновой, Рашита Калимуллина и Рашида Абдуллина, попала в самое сердце слушателя.
На сегодняшней татарской эстраде очень много песен, их просто не счесть, однако тех, что по звучанию, по своей мелодике могут называться татарскими, крайне и крайне мало. Их можно сосчитать по пальцам одной руки.
Но, если уж ты взялся за написание новой аранжировки к народным или классическим татарским песням, будь добр, сделай это идеально. Новое звучание у старых песен должно быть на голову выше нашего, поскольку у современных музыкантов намного больше технических возможностей, чем было раньше, у них намного больше возможностей доводить произведения до идеального звучания. Но они этого почему-то не делают. Старые песни не звучат лучше, чем прежде.
«Путь песни от звукозаписывающей студии до сердца зрителя порой занимал несколько лет»
Фото из видео-вступление к юбилейному концерту Файзрахманова
Как мы находили свои песни, кто решал какую песню будет исполнять, условно, Айдар Файзрахманов, а какую Венера Ганиева? Между композиторами и исполнителями существовала профессиональная дружба. Например, когда тот или иной композитор писал песню, он заранее знал, для кого пишет, он слышал голос исполнителя своей душой.
Когда Луиза Батыр-Булгари писала песни «Су буеннан әнкәй кайтып килә» и «Мин сине шундый сагындым», она представляла, что их буду петь я, держала в уме мой голос, когда писала музыку, слышала мой голос. И именно поэтому эти песни с первых же своих дней попадали в самое сердце слушателей, становились популярными.
Тогда же не было десятка татарских телеканалов и радио, по которым можно было транслировать песню. Было одно-единственное «Радио Татарстана» и для того, чтобы песня дошла до слушателя, порой уходило до нескольких лет. Например, песни «Су буенан әнкәй кайтып килә» и «Мин сине шундый сагындым» я записал в 1986 году, а узнаваемой и популярной они стали только в 1988–90-х годах. И это учитывая то, что конец 1980-х годов — это пик моей популярности! Но несмотря на это, путь песни от звукозаписывающей студии до сердца зрителя занял несколько лет.
Я помню, когда учился на пятом курсе Казанской консерватории, к нам в комнату в общежитие зашла композитор Масгуда Шамсутдинова. Она услышала, как я пою и воскликнула: «Айдар, мне нужен именно такой голос! Я напишу для тебя песню». Таким образом, Масгуда Шамсутдинова предложила мне много своих песен. Рашит Калимуллин, Резеда Ахиярова таким же образом предложили мне свои песни.
Когда Луиза Батыр-Булгари писала песни «Су буеннан әнкәй кайтып килә» и «Мин сине шундый сагындым», она представляла, что их буду петь я, держала в уме мой голос, когда писала музыку, слышала мой голос. И именно поэтому эти песни с первых же своих дней попадали в самое сердце слушателей, становились популярными.
Тогда же не было десятка татарских телеканалов и радио, по которым можно было транслировать песню. Было одно-единственное «Радио Татарстана» и для того, чтобы песня дошла до слушателя, порой уходило до нескольких лет. Например, песни «Су буенан әнкәй кайтып килә» и «Мин сине шундый сагындым» я записал в 1986 году, а узнаваемой и популярной они стали только в 1988–90-х годах. И это учитывая то, что конец 1980-х годов — это пик моей популярности! Но несмотря на это, путь песни от звукозаписывающей студии до сердца зрителя занял несколько лет.
Я помню, когда учился на пятом курсе Казанской консерватории, к нам в комнату в общежитие зашла композитор Масгуда Шамсутдинова. Она услышала, как я пою и воскликнула: «Айдар, мне нужен именно такой голос! Я напишу для тебя песню». Таким образом, Масгуда Шамсутдинова предложила мне много своих песен. Рашит Калимуллин, Резеда Ахиярова таким же образом предложили мне свои песни.
«Обид между исполнителями из-за того, что композитор отдал песню не ему, не было»
Фото из видео-вступление к юбилейному концерту Файзрахманова
Не только мне, композиторы писали песни специально и для Венеры Ганиевой, и для Венеры Ибрагимовой. Существовала профессиональная дружба между исполнителем и композитором.
Например, хотя я и не считаю себя композитором, но пишу песни. И когда я пишу ту или иную песню, я уже заранее слышу, кто ее будет петь.
И обид между исполнителями из-за того, что один композитор отдал песню мне, а не ему, не было. В наше время среди артистов существовало крайне уважительное отношение друг к другу.
Например, после того, как песня «Су буеннан әнкәй кайтып килә» стала очень популярной, ко мне подошла Минзяля Шарифуллина и спросила разрешение на исполнение этой песни. Я с удовольствием согласился. И такие случаи были нередки. Я и сам однажды спросил позволение у Зили Сунгатуллиной на исполнение одной из песен Анвара Закирова. Она также без раздумий согласилась. Вот такие теплые отношения были между артистами.
Например, хотя я и не считаю себя композитором, но пишу песни. И когда я пишу ту или иную песню, я уже заранее слышу, кто ее будет петь.
И обид между исполнителями из-за того, что один композитор отдал песню мне, а не ему, не было. В наше время среди артистов существовало крайне уважительное отношение друг к другу.
Например, после того, как песня «Су буеннан әнкәй кайтып килә» стала очень популярной, ко мне подошла Минзяля Шарифуллина и спросила разрешение на исполнение этой песни. Я с удовольствием согласился. И такие случаи были нередки. Я и сам однажды спросил позволение у Зили Сунгатуллиной на исполнение одной из песен Анвара Закирова. Она также без раздумий согласилась. Вот такие теплые отношения были между артистами.
«Можно было переписать песню
и снова подать ее на рассмотрение в худсовет»
Что касается худсоветов, то на его утверждение приносили уже готовую песню в исполнении певца. Отдельно слова и отдельно музыку не приносили. В худсовет тогда входили высокопрофессиональные специалисты. Например, в 1986 году, когда я записал песни «Су буеннан әнкәй кайтып килә» и «Мин сине шундый сагындым», в худсовет входили народный артист СССР Азат Аббасов, народная артистка России Зулейха Хисматуллина, народный артист Татарстана Рафаэль Ильясов и другие. Судьбу песен решали такие мастодонты татарского песенного искусства.
Я помню, однажды сижу в театре и заходит Азат Аббасов. Он мне тогда сказал: «Ой, Айдар, мы сегодня на худсовете утвердили такие две твои песни! Все проголосовали за них единогласно».
На худсовете разбирали все — слова песни, их смысл, подачу, музыку, как певец ее исполняет, соответствуют слова песни музыке или нет, татарское звучание у песни или нет.
Если песня вдруг не проходила худсовет, никто из исполнителей не обижался, поскольку была возможность переписать песню с учетом всех замечаний. Худсовет обычно всегда объяснял, почему та или иная песня не прошла — либо слова не подходящие, либо музыка к этой песне была заимствована из другой, т.е. присутствовал элемент плагиата. Или певец не так ее исполняет. Можно было переписать песню и снова подать ее на рассмотрение на худсовет. Этого никто не запрещал.
Я помню, однажды сижу в театре и заходит Азат Аббасов. Он мне тогда сказал: «Ой, Айдар, мы сегодня на худсовете утвердили такие две твои песни! Все проголосовали за них единогласно».
На худсовете разбирали все — слова песни, их смысл, подачу, музыку, как певец ее исполняет, соответствуют слова песни музыке или нет, татарское звучание у песни или нет.
Если песня вдруг не проходила худсовет, никто из исполнителей не обижался, поскольку была возможность переписать песню с учетом всех замечаний. Худсовет обычно всегда объяснял, почему та или иная песня не прошла — либо слова не подходящие, либо музыка к этой песне была заимствована из другой, т.е. присутствовал элемент плагиата. Или певец не так ее исполняет. Можно было переписать песню и снова подать ее на рассмотрение на худсовет. Этого никто не запрещал.
«Сегодня делают новые аранжировки даже для народных песен, в результате чего они теряют свой музыкальный строй»
Сейчас в отсутствии худсоветом мы с экрана телевизора и радиоприемников какие только песни не слышим — каких только слов в них нет, там даже близко нет того, что называется татарским звучанием. Например, когда мы слушаем грузинские песни, мы понимаем, что они грузинские, слушаем таджикские песни — понимаем, что это песни таджикского народа, узбекские песни — узбекского народа и т.д. Свое национальное звучание терять нельзя! Потеря, искоренение татарского звучания, мелодии висит над нами как дамоклов меч. Мы меняем татарское звучание, пишем «новую татарскую песню». Но разве бывает песня новой или старой? Раньше, когда писали песню, никто не задумывался, старая она или новая. Никто не говорил «старая татарская песня» или «новая татарская песня».
Ни у кого нет права менять звучание песни, а сегодня делают новые аранжировки даже для народных песен, в результате чего они порой теряют свой музыкальный строй.
К примеру, если профессиональный композитор написал песню, он написал ее гармонию, ты не имеешь права ее менять. Это авторское произведение! А ведь сегодня записывают по-новому даже песни Сары Садыковой. Но, если Сара Садыкова написала песню на слова Мустафы Нугмана, почему ты меняешь слова песни на стихи условного Габдрахмана Бибигайши? У тебя нет на это права! Вот я написал песню «Туган җиреңнән китмә» на слова Гамиля Афзала. Никто не имеет права переложить мою мелодию на другие слова. Это подсудное дело!
Ни у кого нет права менять звучание песни, а сегодня делают новые аранжировки даже для народных песен, в результате чего они порой теряют свой музыкальный строй.
К примеру, если профессиональный композитор написал песню, он написал ее гармонию, ты не имеешь права ее менять. Это авторское произведение! А ведь сегодня записывают по-новому даже песни Сары Садыковой. Но, если Сара Садыкова написала песню на слова Мустафы Нугмана, почему ты меняешь слова песни на стихи условного Габдрахмана Бибигайши? У тебя нет на это права! Вот я написал песню «Туган җиреңнән китмә» на слова Гамиля Афзала. Никто не имеет права переложить мою мелодию на другие слова. Это подсудное дело!
«Сегодня услышать живой, настоящий голос артиста — большая редкость»
Когда мы выступали с гастролями, случались разные ситуации. Бывало, что во время концерта гас свет или перегорала аппаратура. В таких случаях, мы начинали петь под живой аккомпанемент ансамбля или гармониста. Такое особенно часто происходило в деревнях.
Зрителям очень нравилось, когда мы пели вживую под аккомпанемент гармони. А сегодня услышать живой, настоящий голос артиста — это большая редкость. И лично меня этот факт очень заботит. Выйти на сцену и открывать рот под фонограмму — это обман. Таким образом ты обманываешь своего зрителя. Я бы даже сказал, что это грех.
Когда ты поешь, это действо происходит прямо сейчас и прямо здесь, ты вместе со зрителем проживаешь эту эмоцию. Поешь ли ты, декламируешь ли стихи, играешь ли в спектакле — это состояние твоей души именно в данный миг. Это очень важный момент. Творчество на 99 процентов состоит из этих эмоций, из твоего душевного состояния в конкретный момент. И не проживать этот момент вместе со своим зрителем — это фальш, а не творчество.
Зрителям очень нравилось, когда мы пели вживую под аккомпанемент гармони. А сегодня услышать живой, настоящий голос артиста — это большая редкость. И лично меня этот факт очень заботит. Выйти на сцену и открывать рот под фонограмму — это обман. Таким образом ты обманываешь своего зрителя. Я бы даже сказал, что это грех.
Когда ты поешь, это действо происходит прямо сейчас и прямо здесь, ты вместе со зрителем проживаешь эту эмоцию. Поешь ли ты, декламируешь ли стихи, играешь ли в спектакле — это состояние твоей души именно в данный миг. Это очень важный момент. Творчество на 99 процентов состоит из этих эмоций, из твоего душевного состояния в конкретный момент. И не проживать этот момент вместе со своим зрителем — это фальш, а не творчество.